Давайте, люди, никогда об этом не забудем!
Мы собрали воспоминания людей, которые пережили те страшные годы. Кто-то успел повоевать, на чью-то долю выпало стать узником фашистского концлагеря, кто-то перенес все ужасы блокадного Ленинграда.
Объединяет же их судьбы то, что сегодня все они живут в Нижнекамске.
Валентина Артемьева
– В 1942 году мои родители попали в плен к фашистам. В немецком трудовом лагере города Любек я и появилась на свет. О том страшном времени я сама мало что помню. В основном всё из рассказов моей мамы Анны Захаровны Кучминой.
Я родилась 27 сентября 44-го. Все малыши, появившиеся на свет в концлагере, содержались в отдельных бараках. Общаться с родителями можно было в определенное время. С трех лет малыши были уже донорами и объектами экспериментов. 2 мая 1945-го нас освободили американцы. Мама меня вынесла из барака буквально в зубах в пеленке с узелком. По лагерю прошел слух, что фашисты хотят взорвать детский барак, а узников северных лагерей посадить на паромы и утопить в Балтике.
Спустя много лет, будучи уже сама мамой, я поняла, как же всё-таки тяжело было женщинам в военное и послевоенное время. Я считаю свою маму героиней за то, что она сумела меня сохранить в нечеловеческих условиях. Низкий поклон всем матерям того времени: ведь тогда вырастить и выходить ребенка было очень сложно, но они старались изо всех сил. Благодаря им мы все выжили. И ценим каждый день этой прекрасной жизни до сих пор.
Марфа Игнатьева
– Войну я встретила под Севастополем. Там жила сестра мамы, а мы приехали к ней в гости. В 1941 году здесь было неспокойно. Мужчин забрали на фронт. Женщины усердно работали, а дети – в то время мне было 11 лет – помогали армии.
Перед подростками поставили задачу – докладывать о передвижениях немцев. Вот мы и следили за фашистами из биноклей. Задание это было опасное, но тогда выполнять его, кроме детей, было некому. Чуть позже нам, школьникам, поручили перевозить раненых на телегах. В каждой было по шесть бойцов, тащили её и мальчишки, и девчонки.
Все это под руководством военрука, у него была инвалидность, потому в действующую армию не забрали. Поставили командовать над тыловиками. Человеком он был добрым, поэтому детям старался отдать последнее. Делил на всех свой паёк: 50 граммов хлеба, столько же пшена. Но и этого не хватало. Помню, желудок сводит, есть постоянно хочется, до того доходило, что кору деревьев сосали.
А потом случилось несчастье. В грудь попала пуля. Внутренние органы не задела, но рана была глубокой. Очень скоро она начала гноиться, поднялась высокая температура. Местный доктор лечить не взялся, отправил в госпиталь закрытого города.
Добиралась на поезде. И в итоге оказалась в Йошкар-Оле. Попала к врачу, которая не просто вылечила, но и сохранила грудь. В Крым уже не вернулась, перебралась к родственникам на Урал. Там и встретила будущего мужа.
Екатерина Галанова
– Я родилась 24 ноября 1924 года в семье рабочих, где было четверо детей. Великую Отечественную войну семья встретила в Свердловске.
Отца тут же забрали на фронт. Заботы о детях легли на плечи мамы. Мне тогда исполнилось 16 лет, и я проходила фабрично- заводское обучение на одном из эвакуированных заводов. В 1943-м из военкомата пришла повестка. Меня направили в Ижевск, где формировался зенитно-артиллерийский полк №1869.
После прохождения курса молодого бойца эшелон доставил наводчиц на большую узловую станцию Дарница. К тому времени советские войска, переломив ситуацию, перешли в наступление.
В первую же ночь наша пятая бата- рея 1-го дивизиона попала под бомбежку. Немецкие прожектора освещали всю территорию станции.
Вражеские самолеты крушили все вокруг. Очень страшно было! Вскоре противник отступил. Нас перевели в Киев на Олегову гору.
Круглосуточно следили за небом. В минуты затишья рыли землянки. Когда снаряды заканчивались, зенитно-артиллерийская бригада обеспечивала заградительный огонь, отпугивающий немецких летчиков. В это время девушки носили снаряды весом 16 килограммов со склада, расположенного в 500 метрах. Сначала таскали по снаряду, потом приноровились и стали брать по два – на каждое плечо. Причем не шли, а бежали, чтобы не попасть под обстрел.
Ночью 9 мая 45-го командир взвода разбудил нас и прокричал: «Победа! Берем все карабины, отходим подальше от орудий, будем салютовать». Когда командир батареи услышал стрельбу, за нарушение порядка всем выдал по четыре наряда. Правда, позже сжалился и отменил свой приказ. Мужчин постарше тут же демобилизовали, молодых направили на службу в другие части, а девушки остались охранять пушки и снаряды. Только после их передачи 22 августа 45-го нас отпустили домой.
Казбек Ризванов
– Мне шел четвертый год, когда началась война. Узнали в тот же день – из района был телефонный звонок в сельский Совет. Отец, Ризванов Карам Бакирович, имел бронь как директор Шереметьевского маслозавода и в начале войны мобилизован не был. Но он рвался на фронт, и в феврале 1942 года его просьба была удовлетворена. В марте 1943-го ушел воевать и мой брат Марс.
Жили голодно. Семья – это мама, сестра, два брата и я. Мама, будучи учителем, получала продовольственный паек – несколько килограммов муки, что существенно облегчало нашу жизнь. Питались всем, что хоть как-то можно было употребить в пищу. Летом крапива, щавель, дикий лук; на зиму заготавливали муку из лебеды, листьев липы, коры ильма и добавляли туда муку ржаную. Из этой смеси с добавлением мятого картофеля пекли хлеб. Чай делали из моркови, повидло из свеклы.
По деревне ходили эвакуированные, просили милостыню. Сами голодные, но просящим давали всегда хоть что-нибудь. И ночевать пускали, и одежду кое-какую давали.
В 1943 году после третьего тяжелого ранения вернулся отец. Стало легче. В День Победы пришла из школы мама и сказала, что закончилась война. По селу эта весть разошлась мгновенно. Радость и слезы – все вместе. Мама дала брату красный материал, он прикрепил его к палке и приколотил на конек крыши дома. В 1947 году с Дальневосточного фронта вернулся брат. Наша семья счастливая – все вернулись домой!
Валентина Дуреева
– Мне было семь лет, когда немцы оккупировали Ленинград. Самые страшные моменты до сих пор стоят у меня перед глазами. Помню, как умер наш папа. Его не взяли на фронт, он работал на заводе. Заболев, он неделю лежал дома, а когда умер, его завернули в одеяло и на саночках вынесли на улицу.
За полгода голода моя семья потеряла восемь человек, меня вместе с братиком, которому не было и двух лет, отправили в детский дом.
Стало уже привычным, что вокруг лежат трупы. Они были везде: в квартирах, на лестнице и на улице. Но страшнее всего было остаться без хлеба. Нам на троих человек тогда давали 475 грамм. Я собирала крошки и запихивала их в рот.
Однажды, когда шла домой и хлеб у меня выглядывал из сумки, мужчина выхватил его и побежал. Люди его догнали и стали бить, а он в это время ел хлеб, оставшиеся крошки все-таки отняли и отдали мне. Лицо этого мужчины у меня перед глазами до сих пор.
В детский дом нас везли на корабле по Ладожскому озеру. Бомбежка не прекращалась, при каждом взрыве волны вздымались высоко и обрушивались на слабое суденышко. На берегу пересели на поезд, который останавливался при каждом авианалете. Пассажиры выбегали из вагонов и прятались в оврагах. Доехали до Костромской области. Здесь потерялся братишка – как оказалось в дальнейшем, навсегда.
