Литературная гостиная «Нижнекамской правды»: Что такое хорошо
Скучно. Скучно и пусто на душе. Почти позади резиново-длинный субботний вечер, а впереди ещё целое огромное воскресенье, на которое и вовсе никаких планов нет.
Эх, совсем не получается у меня тотально и с удовольствием бездельничать. Лучше бы я и не пытался. С раздражением захлопываю дочитанный едва ли до половины дурацкий глянцевый журнал и откидываюсь гудящей от долгого сидения спиной в продавленное кресло.
На маленьком журнальном столике, разрезая душный балконный воздух и слипшийся ком грустных мыслей, пронзительно верещит летним хитом мой почти разряженный мобильник. И кому это я понадобился в половине десятого вечера? К разудалым походам по ночным заведениям я сейчас точно не готов. Отчасти из-за настроения, а отчасти и в силу возраста.
В трубке счастливый и немного пьяный Андрюха радостно и даже как-то поэтически взахлеб рассказывает мне о том, как прекрасно ему кататься теплым сентябрьским вечером на лодке по Каме. Особенно в компании нашего друга детства Альберта, который только вчера прилетел с очередной своей северной вахты и медленно оттаивает от вечной мерзлоты, созерцая прекрасный вид осеннего разноцветного леса на крутых склонах реки.
Дальше они с Альбертом, перебивая друг друга, посредством громкой связи приглашают меня разделить с ними всю эту радость. Правда, вот беда – находятся они сейчас в Сорочьих Горах, аж у самого Алексеевска на большой воде. Целый день сюда плыли и вот приплыли. Но на самом деле это никакая не беда – можно взять такси и буквально за два часа к ним приехать. А они будут меня с фонариком на берегу ждать. Как раз полночь наступит.
Прекрасный план. Совершенно безумное и оттого целебное противоядие от поедающего меня сплина. Не давая благоразумию взять верх, я порывисто соглашаюсь, уточняю последние детали и бегу собираться. До закрытия магазина в десять вечера осталось полчаса, но я должен успеть. Должен.
За три минуты объясняю свой потрясающий план жене. Жена у меня умная и наблюдательная. Она молча и задумчиво кивает: мол, все мы уже совсем взрослые, как хочешь – так и делай. Следующие пять минут крутящимся торнадо ношусь по квартире, собирая вещи. Половину очень нужных в таком рискованном походе вещей, естественно, забываю.
Ровно в девять вечера прыгаю, гремя звонкими пакетами, с крыльца магазина прямо в поджидающее меня такси. И мы мчимся, смело рассекая раскалённым желтым светом фар сгустившуюся и влажную осеннюю тьму.
Они машут фонариками своих почти севших телефонов и ждут меня в условленном месте на берегу. В этой чёрной смолистой ночи найти его – вообще без шансов, если только очень детально не обговорить всё заранее. Но мы предусмотрительные и слишком давно знаем друг друга. Лет с четырёх, по-моему, если не раньше. А сейчас нам почти по пятьдесят.
А ещё по пятьдесят тут же с грохотом отправляются в наши желудки, и мы плывём. Тут же, без пауз и антрактов, плывем в безразмерный, как море, ночной Камский разлив. Всё уже готово, они давно приготовились к отплытию. Ждали только меня. Мотор масляно урчит и режет плотно сомкнувшуюся под килем воду. Кажется, мы безраздельно счастливы и живы, переполнены жизнью до самых краев. Счастливы и живы на тёмной реке под яркими и равнодушными к нашей радости холодными звездами…
К двум часам ночи мы понимаем, что заблудились. До берега километров десять, и огни на далеких берегах не отличить от звезд над нами. Ориентиров нет, только обнимающая нас Вселенная сверху и черная прохладная вода снизу. Мы – неприкаянные и бесстрашные души между светлыми небесами и тёмным подводным царством. Мы нигде и одновременно всюду. Андрюха, как Харон, возвышается в маленькой лодке над нами и бесстрашно смотрит в пламенеющую высь. Харон икает и говорит, что спать мы будем прямо на воде – здесь в маленькой лодке под бездонным небом на краю мира. Иначе, плутая, сожжем весь бензин и до дому завтра не доберемся. Через три часа рассвет, а значит, путь будет хорошо виден. Путь – это всегда свет.
Мы кутаемся в безразмерный Андрюхин полушубок и дрожим от ночного холода, согревая друг друга смехом и разговорами. Смотрим наверх и постепенно засыпаем, уверенные в собственной неуязвимости и правоте. Волны мягко плещут о борт, баюкая нас и погружая в тёмную вечность.
Утро болезненно яркое и шумное. Андрюха сориентировался и проложил курс. Мы мчимся параллельно берегу и почти рядом с ним. Нам по-прежнему весело, но мы уже не бессмертные, а земные и небритые. Стреляем у рыбаков пятилитровую бутыль с водой и жадно пьем по очереди. Болит голова, зато под солнцем тепло и видимость отличная. Андрюха словно приклеен к рулю и ведет лодку уверенно и вальяжно. Мы с Альбертом, как два воробья, сидим на корме, поджав ноги, и лузгаем семечки. Ехать до самого вечера. Андрюха уверяет, что бензина должно хватить впритык, и мы безоговорочно ему верим. Конечно. Он капитан.
По пути пролетаем три холодных дождя подряд, от которых прячемся под тем же многофункциональным тулупом, не уставая говорить и вспоминать наше щенячье прошлое. День чёткий, как черно-белая фотография с мельчайшими подробностями. И мы на ней с помятыми и довольными лицами. То ли всё ещё дети. То ли давно уже нет.
Причаливаем затемно. Долго колотим друг друга по спинам, поджидая такси. На небе звезды, но не строгие, а уютные и домашние. Дом рядом.
Я врываюсь в него поздно вечером, целую жену, сидящую со счастливым, но внимательным лицом, быстро моюсь и с наслаждением откидываюсь в старом удобном и продавленном кресле на балконе. Открываю недочитанный глянцевый журнал. В голове жирной рыбой вяло плещется единственная мысль: «Как же мне здесь хорошо!»
