Литературная гостиная «Нижнекамской правды»: «Другой мир (не эволюция)»
Пить Иван Сергеевич начал ещё во Внуково. Часто, понемногу и сразу с дорогого коньяка. Поездка на Байкал – дело серьёзное и требует должного состояния и настроения.
Да и сам он – человек серьёзный, с молодости, в нефтегазодобывающей отрасли активно крутится. От этого, и не только, в жизни у него денег всегда ровно столько же, сколько и проблем. То есть очень много. Поэтому в свой семидневный запой Иван Сергеевич вступал смело и без колебаний. Можно даже сказать, что с какой-то удалью.
Остальные мужики подходили к началу поездки не так страстно, но от глотка хорошего виски перед перелётом тоже не отказывались, оставаясь при этом собранными, в меру подтянутыми и хорошо экипированными. Всем нам предстояло провести неделю рыбалки на стареньком катере с четырьмя крохотными каютами. Всем нам в разной степени хотелось удалиться от своих привычно суматошных жизней. Самолёт уже ждал, нетерпеливо помахивая закрылками, словно разминался перед дальней дорогой…
На Байкале нас встретила дремотная тайга и в меру говорливый егерь, прикомандированный на всё время рыбалки. А ещё бескрайняя задумчивая вода и потрясающие закаты одинокой и почти болезненной красоты. Столько в них было всего пережитого, но невысказанного…
Рыбалкой никто из нас особо не заморачивался. В основном пили-ели и неспешно разговаривали. Мужики переживали цифровой детокс и, кажется, наслаждались этим. Иван Сергеевич всё глубже погружался в пучину запоя и делал это сосредоточенно и упорно. Переживал что-то своё в полном одиночестве и к концу второго дня окончательно избавился от традиционных представлений о дне и ночи. Вставал и ложился, когда ему приспичит.
Я много курил и отжимался на палубе, публично объявив всем, что не пью до пяти вечера, чем породил массу шуток и вопросов о том, который сейчас час. Я был самым молодым в компании и совершенно не обижался. Мне и так было хорошо. К тому же 17:00 наступало ежедневно и точно в срок.
На третий день по просьбам отдыхающих капитан, сделав огромный крюк, подвел корабль поближе к единственной в этих краях вышке сотовой связи. Цифровой детокс у мужиков иссяк, освободив место деловой энергии. Где-то там – за горизонтом плохо грузились вагоны и наливались цистерны. Плели интриги компаньоны и подсиживали замы. Требовалось немедленное вмешательство. Единственный на лодке спутниковый телефон связь держал плохо и не давал возможности обратить вспять эти разрушительные процессы. Голоса в нём шелестели и норовили улететь в глубокий космос.
Когда вдали показалась вышка, на палубу со своими телефонами - высыпали все. Особо шустрые расположились на мачте, получая последние известия и раздавая ценные указания. Я тоже поддался общему настроению и сделал два звонка: жене и на работу. Больше ничего срочного у меня не было.
Иван Сергеевич в этот момент пьяно рыдал в голос у себя в каюте, распластавшись на откидной полке спального места. В перерывах между рыданиями он неразборчиво и быстро пересказывал кому-то невидимому все свои боли и печали. Его катарсис приближался к своему пику, подогреваемый регулярными возлияниями без каких-либо попыток хоть немного закусить.
На пятые сутки в полдень мы встали на якорь в тихой бухте. Официально по причине: поймать редкую и вкусную рыбу – омуля. На самом деле: всем надоело постоянно куда-то плыть. Вот тут то я и увидел прямо перед собой гору. Ровная и каменистая, она возвышалась надо мной практически идеальная в своей упорядоченности под затянутым в легкую дымку бессолнечным небом. Мне, вдруг, страстно и без всякой причины захотелось оседлать её вершину. Может быть, у меня это случилось от здешней красоты, а, может, от внутреннего одиночества, которое захотелось возвести в абсолют. Или так проявил себя мой нарциссизм. Не знаю точно почему, но я полез.
Это было трудно. Периодически я ложился на камни и отдыхал. Потом вставал и, преодолевая боль в спине, продолжал подъём. Так продолжалось часа три. Мне казалось, что вершина находится уже совсем близко, буквально за следующим гребнем. Но, забираясь на него, я понимал, что до вершины ещё очень далеко. Гора словно играла со мной, терпеливо объясняя несмышлёному человеку, что абсолютная вершина всегда будет для него недоступна, а, возможно, не так и нужна. Как и совершенное одиночество…
А потом я устал окончательно. Сел на прохладные камни, бездумно глядя на бескрайнее ровное зеркало воды. Гора равнодушно взирала на меня сверху. Далеко внизу понимающе разглядывали мой маленький силуэт, лениво распивавшие свой послеобеденный коньяк, мужики.
Они-то о жизни знали почти всё. Прямо под ними, поближе к горячему железному сердцу корабля, мирно спал глубоким сном окончательно успокоившийся Иван Сергеевич…
Ещё через пару дней мы высадились обратно на суетную землю. За день до этого Иван Сергеевич пришёл в себя. Встал рано утром хрустально трезвый, умылся ледяной водой и, широко улыбнувшись всем сразу, заявил, что он всё. Выглядел Иван Сергеевич бодро и был готов продолжать свою привычную борьбу с миром один на один. Тогда я ещё не знал, что именно в то лето его единственный взрослый и семейный сын умирал в московской клинике от рака, несмотря на все огромные деньги отца. Тогда я ещё многого не знал…
Мир по возвращении на берег казался мне слишком шатким. Стоило немного задуматься и расфокусировать взгляд, как он начинал зыбко покачиваться вокруг меня в такт биению о его борта невидимых волн судьбы. Однако, через пару дней всё пришло в норму, стало относительно незыблемым, и я остался жить в этом мире. И еще осталась жить во мне призрачная мечта когда-нибудь снова оказаться в этих краях и снова попытаться оседлать такую недостижимую, призрачно строгую вершину идеально ровной и одинокой горы…
Иллюстрация от storyset с портала Freepik
